...
Когда мы сели, он положил на журнальный столик пластинку, которую всё это время держал под мышкой. Круглое отверстие в конверте пластинки, вероятно, случайно оказалось обращено ко мне, и я смог прочитать: «Street Fighting Man», «The Beatles» и другие громкие имена.
– Это твоя пластинка? – спросил я.
– Не моя, для меня слишком дорого. Я оставил себе на два дня. Это входной билет в европейскую культуру. В этой вещи, – он указал чистым пальцем на этикетку пластинки, где было написано «Ballad of John and Yoko», – поётся о том, как битл Джон Леннон женится на японке Йоко Оно в Гибралтаре, как они бегают по Парижу и целую неделю не встают из постели в Амстердаме.
– Ты понимаешь английский? – спросил я, надеясь узнать, куда Джон и Йоко собрались отправиться дальше после того, как встали с постели в Амстердаме.
– Нет-нет, но когда в национальных школах введут упрощённые методики преподавания языка, которые есть за рубежом, или начнут заливать язык в ухо, пока ты спишь, тогда я выучу. Обязательно, потому что английский, как говорят, легче нашего языка...
– Кофе? – спросил я.
– Поскольку мы протестуем, презираем и нападаем, я не пью кофе, потому что ваше общество тоже употребляет кофе. Минеральную воду можно. Француз Джон Холлидей пьёт минеральную воду Vichy.
– А, может быть, skābulīti? – Я знал, что в кругах молодой интеллигенции это было частью этикета и хорошего тона, а также для того, чтобы отличаться от прошлых поколений, немцев и чехов, которые выпивают только кружку пива.
– Я признаю наркотики, а не алкоголь. Могу сделать затяжку сигаретой с марихуаной или принять ЛСД, как делают в Европе или Америке, и тогда – moins – я отдаю концы. По крайней мере, в течение одного часа я не буду иметь с тобой ничего общего.
– Ты видел такое в Западной Европе?
– Сам не наблюдал. Узнать об этом можно по транзистору или из газет. Мало кто пишет о том, что наши люди делают у нас.
– Тебе не жарко? Может, снимешь жилетку, – предложил я, потому что сам вспотел, глядя на лысину своего портретного натурщика...
– Спина, и правда, мокрая, – согласилась модель. – Но дома я не смог найти ничего другого, нужно носить жилетку, а в наших магазинах такая одежда не продаётся. Надо терпеть. Жилетка – это протест против ваших скучных пиджаков.
– Ты говоришь – в наших. Кто ты, если не секрет?
– Неужели ты ещё не понял? – молодой человек с густыми усами горько усмехнулся, как Иисус тогда, когда услышал, что его друг Петерис сказал полиции, что не знает никакого такого Иисуса.
– Ты битл, – выпалил я на удачу.
– Старшее поколение. Бред какой-то. А потом удивляются, что не могут найти с нами общего языка. У битлов с самого начала было четыре певца. Мы тоже поём, но без ансамблей, потому что в ансамбле нет свободы – прежде всего, потому, что надо петь по чужим нотам, и когда вы поёте, то мешаете друг другу. Битл, битловка – кроме того, это рубашка с воротником до ушей, а мы носим цветастые рубашки. Промышленность нас здорово тормозит, и где нам брать такие рубашки. Мне рубашку сшила мама. Битл – это мягкие и вьющиеся волосы, но ты видишь – моя модель такая, что покачаешь головой, и она становится похожа на поле ржи, взбудораженное бурей, где каждый колосок наклоняется в свою сторону. Только нос, глаза и рот не исчезают в этом хаосе. – а у битлов должны быть открыты уши.
Ушей моего собеседника действительно не было видно за его гривой, поэтому я невольно спросил: – А у тебя есть уши?
– Да, потому что я слышу все твои глупые вопросы. Только осёл может похвастаться своими большими ушами, поэтому я зачёсываю волосы поверх них.
– Значит, ты не битл.
– Никто не может быть битлом, потому что это только внешний стиль.
Я вспомнил ещё одно иностранное слово из молодёжной энциклопедии: – Тогда, может быть, ты гамлер?
– В смысле волос. Может быть, и тапочки такие же, как у гамлеров. Нет, другое. Гамлеры скитаются повсюду, а наши люди в основном обитают на одном месте, потому что это лучший способ ощутить свободу и разобраться с проблемами. У битлов и гамлеров больше нет философии.
– Так ты хиппи? – Я использую самое современное слово.
– До тебя медленно доходит. Это же сразу видно по одной только рубашке, – он указал на оранжевую рубашку, украшенную красными маками и васильками. – Рубашка – наш паспорт. Хиппи – это «дети цветов». Мы живём беззаботно, как цветы.
...

(Перевод с латышского – с помощью электронных ресурсов,
в редакции Андрея Луканина)